Дом глав родов: Дюна - Герберт Фрэнк Патрик - Страница 44

• Предыдущая
• 44/172
• Следующая

Заставляя себя вернуться к нуждам послушницы за обеденным столом, Одрейд удивилась, почему у нее в памяти вдруг всплыло это давнее событие. Подобные вещи редко случаются без особой на то цели. Сейчас, пожалуй, молчать не стоит. Юмор? Вот оно послание. Юмор Одрейд (задействованный позднее) научил Линчайн кое-чему о ней самой. Юмор в условиях стресса.

Одрейд улыбнулась послушнице за обеденным столом:

– Как бы тебе понравилось быть лошадью?

– Что? – вырвалось у послушницы, но на улыбку Великой Матери она все же ответила. Ничего пугающего в этом, скорее даже что-то теплое. Все говорили, что Великая Мать позволяет себе проявление теплых чувств.

– Ты, конечно, не понимаешь, – вновь улыбнулась Одрейд.

– Нет, Великая Мать, – по-прежнему с улыбкой и терпением.

Великая Мать позволила себе вглядеться в молодое лицо. Ясные голубые глаза, еще не тронутые всепоглощающей Агонией Спайса. Рот почти как у Белл, но без ее злобности. Надежные мускулы и надежный ум. Она хорошо сумеет предугадывать потребности Великой Матери. Взять, например, ее работу над картой и этот доклад. Восприимчива. Маловероятно, что когда-нибудь поднимется на самый верх, но всегда будет на одной из ключевых позиций, где необходимы именно ее качества.

Почему я села рядом именно с ней?

Одрейд нередко выбирала определенного компаньона на время этих гостевых трапез в общем зале. В основном кого-нибудь из алколитов. Они могут открыть так многое. До рабочей комнаты Великой Матери доходили различные доклады об алколитах: личные наблюдения кого-нибудь из Прокторов об одной или другой послушнице. Но иногда Одрейд выбирала место, казалось, без какой-либо причины, которую она могла бы объяснить. Как сегодня. Не она ли та, что мне нужна?

Беседы завязывались очень редко, разве что сама Великая Мать начинала разговор. Обычно деликатное начало перерастало в разговор более личный. Остальные вокруг тогда жадно к нему прислушивались.

В такие минуты Одрейд нередко излучала едва ли не религиозную безмятежность. Это успокаивало нервных. Послушницы есть… в общем, послушницы, но Великая Мать – высшая ведьма среди них всех. Взволнованность вполне естественна.

Кто-то за спиной Одрейд прошептал:

– Сегодня она распекает Стегги.

Распекать. Одрейд знала это выражение. Оно ходило еще во времена ее собственного послушничества. Так эту зовут Стегги. Пусть пока это останется невысказанным. Имена несут в себе магию.

– Тебе понравился сегодняшний обед? – спросила Одрейд.

– Приемлемо, Великая Мать.

Обычно никто не пытался высказывать ложные мнения, но Стегги, судя по всему, смутила перемена темы.

– Они его переварили.

– Обслуживая стольких, как они могут удовлетворить каждого. Великая Мать?

Она говорит, что думает, и говорит хорошо.

– У тебя левая рука дрожит, – сказала Одрейд.

– Я немного нервничаю в вашем присутствии. Великая Мать. И я только что с гимнастических занятий. Они были изнурительны сегодня.

Одрейд проанализировала дрожь:

– Они тебя заставляли стоять с вытянутой рукой.

– Это было так же болезненно в ваше время. Великая Мать? (В древние времена?)

– Точно так же как и сейчас. Боль учит, говорили мне.

Это смягчило ситуацию. Общий опыт, байки Прокторов.

– Я не поняла, что вы говорили о лошадях, Великая Мать, – Стегги смотрела в свою тарелку. – Не может же это быть кониной. Я уверена, я…

Одрейд весело рассмеялась, что привлекло удивленные взгляды. Потом, стараясь подавить улыбку, положила руку Стегги на локоть:

– Спасибо, дорогая. За последние несколько лет никто не мог заставить меня так смеяться. Я надеюсь, это будет началом долгого и радостного общения.

– Благодарю вас. Великая Мать, но я…

– Я объясню, почему я заговорила о лошади. Это моя маленькая шутка, здесь не было намерения унизить тебя. Я хотела бы, чтобы ты носила на плечах маленького ребенка, чтобы он мог двигаться быстрее, чем способны его носить маленькие ножки.

– Как пожелаете. Великая Мать.

Ни возражений, ни вопросов. Вопросы по-прежнему оставались, но ответы на них придут в свое собственное время, и Стегги это знала.

Время магии.

Убирая руку, Одрейд спросила:

– Как тебя зовут?

– Стегги, Великая Мать. Алоана Стегги.

– Спи спокойно, Стегги. Я позабочусь о садах. То, что они поддерживают наш дух, нужно нам так же, как и их урожай. Сегодня же доложи об изменении в твоем назначении. Скажи им, что я жду тебя у себя в рабочей комнате завтра в шесть утра.

– Я буду там. Великая Мать. Я буду продолжать помечать вашу карту? – спросила послушница, когда Одрейд уже встала уходить.

– Пока, Стегги. Но попроси отдел Назначений о новой послушнице и начни обучать ее. Вскоре ты будешь слишком занята, чтобы заниматься картой.

– Благодарю вас. Великая Мать. Пустыня растет очень быстро.

Слова Стегги доставили Одрейд определенное удовлетворение, разогнав тьму, что сгущалась вокруг нее почти едва ли не весь день.

Цикл получает еще один шанс, вновь поворачивая круг, как было положено ему теми подземными силами, которые называют „жизнью“ или „любовью“ или навешивают еще какие-нибудь ненужные ярлыки.

Так он и поворачивается. Так он возобновляется. Магия. Какое ведьмовство могло бы отвлечь внимание от этого чуда?

Вернувшись в рабочую комнату, она передала приказ Погоде, заставила замолчать инструменты на своем столе и отошла к стрельчатому окну. Освещенный наземными огнями и их отражениями от низких облаков Дом Ордена в ночной темноте светился слабо-красным. Отблеск этот придавал стенам и крышам нечто романтическое, впечатление, которое Одрейд быстро заставила себя отбросить.

Романтика? Ничего романтичного не было в том, что она только что сделала в Обеденном зале Алколитов.

Я наконец сделала это. Назад пути нет. Теперь Дункан просто должен возвратить память нашему Баша. Деликатное задание.

Она продолжала смотреть в ночь, чувствуя холодный ком в желудке.

Я не только себя предаю этой опасности, но и то, что осталось от моей Общины. Так вот как это воспринимается, Тар.

Так это и воспринимается, и план твой – палка о двух концах.

• Предыдущая
• 44/172
• Следующая