Эхо Великой Песни - Геммел Дэвид - Страница 15

• Предыдущая
• 15/77
• Следующая

— Будет исполнено, повелитель, — с низким поклоном ответил один из стражей. — Но могу ли я прежде задать тебе вопрос?

Царь кивнул, и стражник, откашлявшись, спросил:

— Почему ты оставил ему жизнь?

— Потому что это в моей власти. Хочешь спросить еще что-нибудь?

— Нет, повелитель.

— Хорошо. Когда доставишь горшечника домой, приведи в мои покои Анвара.

Стражники подняли недвижимого Садау и вынесли его из дворца.

Анвар вел урок, когда пришли солдаты. Шесть его старших учеников решали сложную архитектурную задачу, где требовалось рассчитать вес и напряжение. Анвар дал им чертежи одного здания, и они должны были определить, рухнет оно или выстоит. Они непременно решат, что рухнет, и тогда он скажет им, что это здание музея в Эгару. Придется им считать заново.

Он любил учить, любил наблюдать, как развиваются умы его учеников. Молодые с их интуитивным полетом фантазии не уставали удивлять его. Они еще не отгорожены от мира стенами традиций.

При виде солдат он ощутил мимолетное раздражение. Велев ученикам продолжать без него и записать решение на табличках, он набросил на костлявые плечи плотный красный плащ и вышел впереди двух солдат на солнце. От яркого света заслезились глаза. У вновь отстроенного университета его ждала колесница.

— Не слишком быстро, — садясь, предупредил Анвар погонщика. Тот с ухмылкой щелкнул кнутом над двумя мелкими лошадками.

Ехать, к счастью, было недолго, и Анвар с громадным облегчением сошел у глинобитного дворца. Здание, как всегда, вызвало в нем отвращение. Безобразная кубышка. Зодчим, строившим дворец, недоставало воображения.

Стражник проводил его в царские покои. Аммон, раздетый, лежал лицом вниз на столе, и молодой раб его массировал. Анвар молча остановился на пороге; царь, приподнявшись на локте, по-мальчишески усмехнулся.

— Рад видеть тебя, учитель.

— Твое приглашение для меня всегда большая честь, государь.

Аммон отпустил раба, закутался в плащ из тяжелого синего шелка и вышел в сад. Цветущие деревья насыщали воздух густым ароматом. Царь растянулся на траве, предложив Анвару сесть рядом.

— Как дела в университете?

— На будущий год станет лучше, а еще через год — тем более. Некоторые ученики уже превосходят своих учителей. Я переведу их в наставники.

— Это хорошо. Знание — ключ к будущему. Я помню, как ты говорил это мне.

— Ты был отменным учеником, повелитель. Возможно, лучшим из всех, что у меня были.

— Возможно? — с широкой улыбкой повторил Аммон. — Плохой же ты дипломат. Кто же говорит «возможно», когда речь идет о царе?

— Боюсь, что ты прав, государь.

Аммон поманил к себе стоящего неподалеку слугу.

— Принеси холодное питье мне и моему гостю. — Слуга с поклоном удалился, и царь снова откинулся на траву. Солнце играло на его намасленной коже.

— Аватары уничтожили наш отряд, — сказал он.

— Как ты и предсказывал, государь. Насколько я понял» твой брат больше не будет тебе досаждать.

— Да. Он погиб, увы. Но вот что любопытно: враг выслал против него лишь горстку вагаров во главе с одним-единственным аватаром.

— Вирук?

— Он самый. Столь слабый отклик на брошенный нами вызов. Что это значит?

— Они слабее, чем кажутся, государь.

— Верно. Но мне думается, что время для открытого удара еще не настало.

— Не мог бы ты посвятить меня в ход своих рассуждений, государь?

Слуга принес золотые кубки с фруктовым соком. Аммон поблагодарил его и сел.

— Тот, кто ударит первым, даже если он победит, будет ослаблен. Моя армия могла бы, возможно, завоевать пять городов, но мы понесли бы огромные потери — и как нам тогда выдержать натиск враждебных племен?

— Я нахожу твои рассуждения здравыми, государь. Нам было бы выгодно, если бы первый удар нанесли наши враги.

— Именно так. И по счастливому совпадению Джудон Партакийский как раз это и замышляет.

— Чем я могу помочь тебе, государь?

Аммон отпил из кубка.

— Когда начнутся боевые действия, наши люди в городах не должны оказывать никакой помощи Джудону. Пусть, наоборот, всячески поддерживают аватаров.

— Я передам им соответствующее послание. Один мой агент сегодня как раз отправляется туда с золотом для паджитов. Боюсь только, что они не поймут твоего приказа. Ненависть к аватарам заслоняет им более отдаленные перспективы.

— Тебе известны имена всех паджитов?

— Всех вожаков, государь.

— Они увидят, как падут аватары. Увидят, что я держу свое слово. Потом они должны умереть.

— Они умрут, государь.

Облако закрыло солнце, и царь вздрогнул.

— Вернемся в дом. Я проголодался.

Подвижник-маршал Раэль не часто испытывал удивление.

За восемьсот лет с ним произошло все, что только может произойти с человеком, и он, как многие из старших подвижников, жил в круге знакомых, постоянно повторяющихся событий. Он изведал дружбу и измену, любовь и ненависть, а также все то туманное и расплывчатое, что пролегает между этими понятиями. За восемь столетий он повидал, как друзья становятся врагами, любимые начинают делать человеку зло, а закоренелые враги превращаются в побратимов. В жизни для него почти не осталось новизны, поэтому все, что его удивляло, он воспринимал как подарок — даже если этот подарок окрашивался болью.

Стоя на стене над восточными воротами Эгару, он обозревал плодородные земли по обе стороны от реки Луан. Не старше тридцати на вид, как все аватары, с коротко подстриженными синими волосами, он был одет в камзол-тунику из плотного белого шелка с золотой вышивкой на высоком воротнике и манжетах. Панталоны из тончайшей кожи и почти столь же тонкие, выше колен, сапоги облегали его длинные ноги. Ни оружия, ни украшений Раэль не носил. На его пальцах отсутствовали кольца, и золотой обруч не блестел на лбу.

Солнце светило ярко, пригревало сильно, и Раэль с благодарностью принял холодный напиток, поданный адъютантом Катионом. Катиону не было еще и семидесяти — он принадлежал к тем немногим аватарам, которые родились уже после крушения мира. Как все молодые, он следовал заведенной Вируком моде и красил в синее только виски. Он входил в число потомков Раэля, будучи правнуком его третьего правнука, и Раэль любил этого юношу.

— Что нам известно о планах Джудона? — спросил маршал.

— Вожди всех племен приглашены на сход для обсуждения территориальных вопросов, — ответил Катион. — Грязевики отказались прибыть, но все остальные согласились. Собрание состоится через пять дней в Рен-эль-гане, где, как верят туземцы, находился некогда Колодезь Жизни. Это место у них считается священным, и сходы всегда происходят там.

— Какой причиной эрек-йип-згонады объяснили свой отказ?

— Царь сказал, что день, назначенный для собрания, совпадает с их религиозным праздником.

— Просто его не попросили вести собрание, — улыбнулся Раэль.

— Верно. Джудон Партакийский действует единолично.

— Что нам известно об этом человеке? — Раэль уже знал ответ, но хотел проверить, сколько внимания уделил молодой аватар грядущему кризису.

— Он был вождем партаков семнадцать лет, став им после смерти своего отца. У него больше двенадцати тысяч воинов, а все племя насчитывает около сорока тысяч человек. Партаки кочевники и делятся на множество мелких кланов — всего около трехсот.

— Я спрашивал о человеке, Катион. Расскажи мне о нем.

— Он суровый правитель и утверждает, что происходит от пророка, открывшего Колодезь Жизни… Прошу меня извинить — больше я ничего не могу добавить.

— Ты мог бы добавить, что он толст и весит больше, чем трое твоих солдат, вместе взятых, — стало быть, он жаден. У него сорок жен и более пятидесяти наложниц — стало быть, похотлив не в меру. Пророк, о котором ты упомянул, предсказывал, что когда-нибудь из его рода выйдет военачальник, который объединит все племена и завоюет мир. Джудон, объявив себя его потомком, примеривает плащ завоевателя. Одно это изобличает, сколь велики его амбиции. Он созывает сход не для того, чтобы обсудить мелкие земельные разногласия между племенами, а для того, чтобы провозгласить себя полководцем. Это означает, что пятидесятитысячная армия может нанести удар по пяти городам до наступления осени.

• Предыдущая
• 15/77
• Следующая