Последний хранитель - Геммел Дэвид - Страница 22
- Предыдущая
- 22/59
- Следующая
– Вы принимаете вызов, Йон Шэнноу? Шэнноу кивнул, снял куртку и шляпу, повесил их на жердяную ограду площадки, а потом достал пистолеты и проверил их. Стейнер встал рядом.
– Вот теперь они увидят настоящую стрельбу! – сказал молодой человек и вытащил пистолет. – Предпочтешь начать первым? – Шэнноу покачал головой. – Ну ладно. Бросай, малый! – крикнул Стейнер, и в воздух взвилась большая тарелка. Вслед за треском выстрела она разлетелась на черепки в верхней точке своего полета. Шэнноу взвел курок и кивнул мальчику. Взлетела новая тарелка, и пуля Шэнноу раздробила ее. Тарелки одна за другой разбивались вдребезги, пока Иерусалимец наконец не сказал:
– Так может продолжаться до вечера, малый. Попробуй две.
Глаза Стейнера сощурились.
Рядом с первым мальчиком встал второй, и воздух прочертили две тарелки. Стейнер разбил первую, но вторая разбилась от удара о землю.
Шэнноу занял его место, и обе тарелки рассыпались осколками.
– Четыре! – крикнул он. Толпа замерла, глядя, как к двум мальчикам подходят еще два. Шэнноу взвел курки обоих пистолетов и сделал глубокий вдох. Потом кивнул мальчику, и следом за тарелками взметнулись его пистолеты. Выстрелы раскатились громом, и три тарелки разбились в начале дуги. Четвертая уже падала, как камень, когда ее настигла четвертая пуля. Под оглушительные аплодисменты Шэнноу поклонился толпе, перезарядил пистолеты и убрал их в кобуры. Надел куртку и шляпу. И взял у Скейса свой приз.
Скейс улыбнулся.
– Мне жаль, мистер Шэнноу, что вам это особого удовольствия не доставило, но никто тут не забудет вашего искусства.
– Монеты будут не лишними, – сказал Шэнноу и обернулся к Стейнеру. – По-моему, нам следует поделить приз, – предложил он. – Ведь ты много ради него потрудился.
– Оставь себе! – огрызнулся Стейнер. – Ты его выиграл. Но это еще не доказывает, что ты лучше. Это нам еще предстоит решить.
– Решать нечего, менхир Стейнер. Я могу разбить больше тарелок, но вы успеваете выхватить пистолет и метко выстрелить много быстрее.
– Ты знаешь, о чем я, Шэнноу. О том, чтобы как мужчина с мужчиной.
– Даже и не думай об этом, – посоветовал Иерусалимец.
Почти наступила полночь, когда Брум наконец позволил Бет уйти из «Веселого паломника». Утренний праздник затянулся до вечера, и Брум не хотел закрывать харчевню, пока в нее еще могли заглянуть припозднившиеся гуляки. О детях Бет не беспокоилась – Мэри, конечно, отвела Сэмюэля в фургон и покормила его ужином – но ей было жаль, что вечер она провела не с ними. Они растут так быстро! Она прошла по темному тротуару и сделала три шага через улицу. Из глубокой тени дома появился человек и преградил ей путь. К нему присоединились еще двое.
– Ну-ну, – сказал первый, чье лицо было укрыто от лунных лучей полями шляпы. – Да никак это потаскушка, которая прикончила беднягу Томаса.
– Его прикончила собственная дурость, – возразила она.
– Н-да? Но ты-то предупредила Иерусалимца, скажешь, нет? Так сразу к нему и побежала? Спишь с ним, сука?
Кулак Бет врезался ему в подбородок, и он зашатался. А она ударила его левой и сбила с ног. Он попытался подняться, но она добавила ему ногой под подбородок.
– Еще вопросы? – спросила она и пошла дальше, однако на нее прыгнул другой и прижал ее руки к бокам. Она попыталась вывернуться, ударить его коленом, но третий ухватил ее за ноги, и она повисла в воздухе.
Они потащили ее в проулок.
– Вот поглядим, чем ты такая особенная! – пробурчал один.
– Я бы воздержался, – произнес мужской голос, и нападавшие уронили Бет на землю. Она вскочила и увидела, что посреди мостовой стоит Пастырь.
– Не суй свой паршивый нос не в свое дело, – заорал один, а второй вытащил пистолет.
– Мне не нравится смотреть, как кто-то из братьев так обращается с достойной женщиной, – сказал Пастырь. – И мне не нравится, когда в меня целятся из пистолетов. Это невежливо. Идите-ка с миром.
– Думаешь, я тебя не прикончу? – спросил пистолетчик. – Раз ты ходишь в черном балахоне и бормочешь про Бога? Да ты мразь, и ничего больше. Мразь!
– Я просто человек. А люди не ведут себя, как вы. Только тупейшие животные ведут себя так. Вы грязь. Вредные твари! Вам не место в обществе цивилизованных людей.
– Ну, хватит! – крикнул его противник, вскидывая пистолет и держа большой палец на спуске. Рука Пастыря появилась из складок одеяния, и его пистолет оглушительно рявкнул. Пуля ударила в грудь пистолетчика с такой силой, что опрокинула его, и тут же вторая пуля размозжила ему череп.
– Господи Иисусе! – ахнул его товарищ.
– Поздновато для молитв, – сказал Пастырь. – Ну-ка подойди, покажи свое лицо. – Тот, спотыкаясь, подошел. Пастырь поднял руку, снял с него шляпу, так что на его лицо упал лунный луч. – Завтра придешь на луг и будешь помогать мне строить мою церковь. Не так ли, брат? – Дуло пистолета прижалось к его подбородку.
– Как скажете, Пастырь.
– Отлично. А теперь убери труп. Нельзя, чтобы утром его здесь увидели дети.
Он подошел к Бет. – Как вы себя чувствуете, сестра?
– Не очень, – ответила Бет.
– Я провожу вас до дома.
– В этом нет необходимости.
– Разумеется. Но это удовольствие. Он взял ее под руку, и они направились к шатровому поселку.
– Я думала, ваш Бог не одобряет убийства, – сказала Бет.
– Воистину так, сестра. Но именно убийство. В Библии много говорится про то, как убивают, о бойнях и резне. Господь понимает, что среди грешных людей всегда будет литься кровь. Как сказано у Екклезиаста: «Всему свое время, и время всякой веши под солнцем. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать…» Там говорится еще много. Чудеснейшие слова!
– Вы прекрасно говорите. Пастырь. Но я рада, что вы и стреляете прекрасно.
– У меня была большая практика, сестра.
– Называйте меня Бет. Братьев у меня нет и не было. А вас есть имя?
– Достаточно Пастыря. Мне нравится имя Бет, оно красиво. Вы замужем?
– Была. Шон умер в пути. Но со мной мои дети. Думаю, они сейчас спят… или им плохо придется!
Они прошли между шатрами и фургонами к ее стоянке. Костер еле теплился, дети спали у колес, завернувшись в одеяла. Волы паслись на соседнем лугу вместе с другими. Бет подбросила топлива в костер.
– Не выпьете со мной чаю, Пастырь? Я не ложусь без чашечки.
– Благодарю вас, – сказал он и сел к костру, скрестив ноги. Бет вскипятила воду, положила в нее трав и сахара и налила две глиняные кружки.
– Вы приехали издалека? – спросила она, прихлебывая чай.
– Очень. Я слышал, как Бог призывает меня, и ответил на зов. Ну а вы? Куда вы направляетесь?
– Останусь в долине. Арендую землю у менхира Скейса. Заведу хозяйство. У меня есть зерно для посева и разные нужные вещи.
– Тяжелая работа для одинокой женщины!
– Одинокой я недолго останусь. Пастырь. Это не для меня.
– Да, я вижу, – ответил он без малейшего смущения. – Кстати, где столь очаровательная молодая мать усвоила элементы хука левой? Великолепный удар всем весом!
– Мой муж Шон был кулачным бойцом. Он научил меня этому… и многому другому.
– Ему выпала большая удача, Бет.
– Он умер, Пастырь.
– Многие мужчины живут долго, но им не выпадает встретить женщину, такую, как вы. Вот они, по-моему, неудачники. А теперь я должен пожелать вам доброй ночи. – Он встал и поклонился.
– Приходите еще, Пастырь. Вы будете всегда кстати.
– Очень приятно знать это. Надеюсь, мы будем видеть вас в нашей церкви.
– Только, если у вас поют гимны. Я люблю петь.
– Мы подыщем какие-нибудь гимны специально для вас, – сказал он и скрылся среди ночных теней.
Бет еще посидела возле угасающего костра. Пастырь был очень сильным и поразительно красивым, с чудесными огненными волосами и обаятельной улыбкой. Но что-то в нем ее смущало, и она задумалась, стараясь понять причину этого тревожного ощущения. Физически она находила его привлекательным, но была в нем какая-то сжатость, какое-то напряжение, которые настораживали. Ее мысли обратились к Йону Шэнноу. Похожи… и все-таки нет! Как гром и молния. Обоим знакомы внутренние грозы. Но Шэнноу сознает свою темную сторону. А вот Пастырь? В этом она уверена не была.
- Предыдущая
- 22/59
- Следующая
