Кровь-камень - Геммел Дэвид - Страница 19

• Предыдущая
• 19/73
• Следующая

Савл налил ему в стакан красного вина и потребовал:

– Теперь рассказывай! Мун пожал плечами.

– Все было как ты сказал. Он ехал один в свою горную хижину, и я двадцать дней выжидал, все время следя за ним. Потом из Единства приехал какой-то человек. Повидал старика и уехал. На следующее утро я прикончил старика выстрелом в затылок. Закопал труп в предгорьях. Его никто не найдет. Ты уверен, что это был он?

– Ну конечно, это мог быть архангел Гавриил, – съязвил Мун. – Он это был, он! Можешь спать спокойно, Савл, Диакон мертв. Вопрос в другом: кого еще тебе требуется увидеть мертвым?

Савл опустился в свое кресло.

– Сегодня никого, Иаков. Но начнутся неурядицы, я убежден. К западу есть земля, в которой почти наверное есть серебро… а возможно, и золото. Ее владельца зовут Ишмаил Ковач. И еще имеется ферма над значительным нефтерождением. Она принадлежит женщине по имени Бет Мак-Адам. И ему, и ей будет отказано в Клятве, и земля станет нашей законно.

– Так чего было вызывать нас сюда? Вроде бы все на мази?

Савл отхлебнул вина, потом сказал:

– Есть одно осложнение, Иаков.

– Само собой.

– Сожжение церкви. Тамошний проповедник выжил. Он выследил пятерых моих людей и убил их. Вчера я долго разговаривал с местным жителем, который хорошо знает проповедника. Уже двадцать лет.

– Переходи к сути, Савл. Упаковочка мне не требуется.

– А я думаю, требуется. Этот их Пастырь приехал в здешние края двадцать лет назад, сразу же после благословенного прибытия нашего святого Диакона. Он был молод, лет примерно двадцати. Но местный старожил поведал мне интересную историю. Он сказал, что Пастырь был много старше, а юность вернул благодаря Камню Даниила в какой-то башне.

– Он что – пьяница или набитый дурак? – осведомился Мун, допил вино и потянулся за бутылкой.

– Ни то и ни другое. И я знаю, что Камень Даниила находился в башне, потому что мы с Диаконом пятнадцать лет назад побывали там. И увидели, что от него осталось после того, как он лишился магической силы. Он был огромным, Иаков, настолько, что удерживал сотни лет ракету и самолеты в поле полной статики. Так вот, остаток его силы забрал Йон Шэнноу, чтобы омолодиться. Мун окаменел.

– Ты шутишь!

– Нисколько, Иаков. Взыскующий Иерусалима. Единственный и неповторимый. Новый Илия.

– И по-твоему, этот проповедник – Йон Шэнноу? Какого черта он оставался в этой дыре, если был Иерусалимцем? Ведь он мог бы сказочно разбогатеть.

– Причин я не знаю, но верю, что это правда. Он последовал за нашими товарищами и перебил их, а теперь он где-то там. – Савл махнул рукой на окно.

Мун насторожился.

– Черт дери, так почему он не запустил лису в курятник? Мог бы разом положить конец мифу про Диакона, разоблачить его как напыщенного старого болтуна и враля вдобавок?

– Не думаю, – ответил Савл. – Взыскующий Иерусалима и сам стал частью мифа. Люди пожелали бы увидеть нимб над его головой. Нет, это только часть проблемы. Во-первых, мы не хотим, чтобы Диакон был дискредитирован, поскольку я его наследник. И мне надо, чтобы страна сплотилась вокруг меня, как сплотилась вокруг него. А во-вторых, Бет Мак-Адам одно время была его любовницей. Вполне вероятно, что между ними сохранились дружеские отношения. Когда она будет согнана со своей земли или убита, я не хочу, чтобы на меня начал охоту такой вот Йон Шэнноу.

– Ну а тот человек, который знает правду?

– Он другое дело. Сейчас он мне полезен, но он обещал Бет Мак-Адам быть поручителем в Клятве через десять дней. Накануне принесения Клятвы ты его убьешь.

– А жена у него смазливенькая? Савл расхохотался.

– Смазливенькая? Эльза Брум! Она смахивает на раскормленную свинью, которую втиснули в женское платье.

– Толстуха, а? Я люблю толстых, – сказал Иаков Мун.

Неизвестный старик раздражал доктора Мередита сверх всякой меры. Но Иеремия только посмеивался. Впрочем, все знали, что Иеремия любит отвлеченные споры. Даже Исида слушала как завороженная.

– Как вы можете возражать против развития разума и науки? – стоял на своем доктор.

– Без всякого труда, – ответил Джейк. – Много веков тому назад некий человек в Древней Греции создал теорию, что все материальные предметы, как бы ни были они велики – от планеты до камешка, – состоят из крохотных составных частей. Мельчайшую частичку он назвал атомом, что по-гречески значит «неделимый». Поскольку человек таков, каков он есть, он во что бы то ни стало захотел разделить неделимое. И посмотрите, к чему это привело! Человек по натуре охотник, плотоядное животное. Хищник. Любое его продвижение вперед неминуемо сопряжено с разрушением – либо физическим, либо нравственным.

– Ну а медицина? – не отступал доктор Мередит. – Мир до Падения достиг изумительных успехов в победе над болезнями.

– Бесспорно, – согласился Джейк. – А следствием была генная инженерия, позволившая использовать органы животных для пересадки людям. Результатом явились волчецы и другие несчастные мутанты, обитающие на этой планете. Результатом стало накопление химического оружия, бактериологических и вирусных смертоносных культур, которые сбрасывались в тогдашний Атлантический океан, а теперь отравляют большие области нашей суши.

Джейк встал и, направившись к бочонку с питьевой водой, налил себе кружку.

– Все это можно свести к одному примеру, – сказал он. – Христос повелел людям любить друг друга и благотворить ненавидящим их. Он сказал, что все люди братья и что мы должны любить ближних, как самих себя. Не прошло и нескольких сотен лет, как люди уже вступили в ожесточенные споры о том, как это следует понимать. Затем начали воевать, утверждая свою точку зрения, и убивать друг друга, доказывая, что их толкование завета любить ближнего своего самое наилучшее.

Иеремия расхохотался.

– Ну, Джейк, – сказал он, – ты за словом в карман не лезешь. У вас с Диаконом есть много общего.

– Угу, – согласился Джейк. – Он в своей башне из слоновой кости, а я на моем муле. Мы-то знаем пути мира, Диакон и я.

– Диакон – носитель зла, – сказал Мередит. – Тут все ясно и просто. Джейк покачал головой.

– В этом Богом забытом мире, малый, ничто не бывает ясным и простым. Кроме смерти. Единственное, что остается вне сомнений: мы все умрем. Прочее же – моря всяких сложностей. Но относительно Диакона я позволю себе не согласиться с вами. Он просто человек, который предпочитает строгие разграничения. Я жил в Единстве, когда он был старшим магистратом; на мой взгляд, он мог кое-чем похвастать.

– О да, – съязвил Мередит. – Например, публичным убийством. Человека волокли по улицам, чтобы казнить на глазах его семьи.

– Вы чуточку передергиваете, – сказал Джейк. – Вы говорите о злодее, понесшем кару на месте своего преступления. По-моему, ничего дурного в этом нет: пусть люди видят, как вершится правосудие.

– Это не правосудие! – вспылил Мередит. – Это варварство.

– Мы живем в варварские времена, доктор. Но вы можете возразить, что в конечном счете речь идет о нравственных ценностях. Какую ценность в ваших глазах имеет человеческая жизнь? Диакон говорит, что в его время убийца мог свободно разгуливать по улицам уже через два года после суда над ним или даже раньше. Даже массовые убийцы со временем выходили на свободу. В те дни жизнь была до ужаса дешева. А с Диаконом убийца хотя бы знает, что получит то же, что получила его жертва. Не больше и не меньше.

– А что, если суд ошибется? – спросил Мередит. – Если невиновный будет признан виновным?

– И что? – ответил Джейк. – Да, очень прискорбно, но ведь ошибки неизбежны, не так ли? Из этого не следует, что система неверна. Врач сказал одному моему знакомому, что он слишком толст и ему показаны физические упражнения. Он сел на диету и в одночасье умер. Так что нам делать? Плодить толстяков из опасения, что у еще одной жирной туши окажется слабое сердце?

– Такая точка зрения возмутительна! Джейк ухмыльнулся. И тут Иеремия счел нужным вмешаться.

• Предыдущая
• 19/73
• Следующая