Царь призраков - Геммел Дэвид - Страница 40
- Предыдущая
- 40/55
- Следующая
– Ни один человек, который намерен уничтожить Горойен, мне не враг, – ответил Морет.
Кулейн отступил к двери и исчез в одну секунду.
Морет постоял у окна еще немного, потом вернулся в постель. За дверью в покой Кулейн услышал скрип кровати и опять убрал нож в ножны.
Рьял и Кэрл вернулись из Кальи в радужном настроении. За ними ехали три груженые повозки и шли шестьдесят восемь мужчин и двенадцать женщин, из них две беременные. Широкоплечий Рьял прыжками взлетел по склону и ухватил Коррина за плечо.
– Воины разграбили город. Они забрали с собой двадцать беременных женщин и сожгли святилище Берека. Двух старейшин совета повесили. Там такое делается!
– А эти зачем здесь? – спросил Коррин, глядя на толпу, выстроившуюся полукругом у подножия холма.
– Они пришли увидеть возрожденного Берека. С быстротой лесного пожара распространяются слухи, что Берек вернулся на землю верхом на могучем олене и готов низвергнуть Царицу-Ведьму.
– И вы допустили, чтобы им верили?
Рьял насупился.
– А кто может сказать, что это не правда? Он же прискакал на олене, как Берек, и его магия уничтожила много воинов.
– А что в повозках?
Лицо Рьяла прояснилось.
– Съестные припасы, Коррин. Мука, соль, сушеные фрукты, овсяные отруби, вино, мед. А еще одеяла, одежда, оружие.
Утер остановился над склоном и уставился на толпу внизу, которая мгновенно умолкла и замерла. Солнце было прямо у него за спиной, и снизу казалось, будто его одевает золотое сияние. Многие в толпе попадали на колени.
К нему подошли Рьял и Коррин.
– Сколько мужчин, способных сражаться?
– Шестьдесят восемь.
Утер улыбнулся и положил руку на плечо Рьяла.
– Доброе предзнаменование! В моих краях воины сражаются в центуриях по восемьдесят человек в каждой. Если добавить к ним наших людей, то у нас есть центурия!
Коррин ухмыльнулся.
– В счете ты послабее, чем в магии. Центум ведь это же сто, верно?
– Да, но за вычетом поваров, экономов и прислуги бойцов остается восемьдесят. Наше войско состоит из таких отрядов. Шесть центурий, четыреста восемьдесят человек образуют когорту, а десять когорт объединены в легион. Небольшое начало, но сулит оно много. Коррин, спустись к ним и узнай, кто среди них вожаки. Пусть мужчины разобьются на десятки. Добавь к каждой по одному из своих людей и двух к оставшимся восьми.
Найди для каждой десятки работу, чтобы они почувствовали себя членами братства. И изыми слабых духом: ведь через четыре дня им предстоит сражаться.
– Одно маленькое затруднение, Утер, – сказал Коррин. – Они думают, будто ты бог. Когда они узнают, что ты человек, мы можем потерять их всех.
– Расскажи мне про этого бога. Все, что припомнишь.
– Хочешь его изображать? – спросил Рьял.
– Я не хочу потерять шестьдесят восемь бойцов. И мне ведь не надо ни лгать, ни обманывать. Если они верят, пусть верят и дальше. Через четыре дня у нас либо будет армия, либо мы будем валяться мертвыми в лесу.
– А разве это не связано с тем, – перебил Коррин, – взойдет ли Сенник один?
– Ну да! – Они оба посмотрели на Рьяла, и Утер спросил:
– Когда это снова случится?
– Примерно через месяц, – ответил Рьял.
Утер ничего не сказал, его лицо осталось бесстрастным. Коррин негромко выругался.
– Разбей мужчин на десятки, – сказал принц и направился к камням кольца, сдерживая бешенство отчаяния. Через четыре дня в лес вторгнутся страшные враги. Его единственной надеждой было войско мертвых, но увидеть их можно будет лишь через месяц. Ему необходимо было обдумать положение, составить план… но какую мог он измыслить стратегию, располагая столь незначительными силами? Всю жизнь он изучал историю войн, штудировал замыслы полководцев от Ксеркса до Александра, от Птолемея до Цезаря, от Паулиния до Аврелия. Но никто из них не оказывался в подобных тисках. Несправедливость этого поразила его, точно удар труса в спину. Но почему, собственно, должна жизнь быть справедливой? С милостями, которые оказывают ему боги, человек может сделать лишь то, на что он способен.
К нему присоединился Прасамаккус, почувствовавший его тревогу.
– Боги благосклонны? – спросил бригант.
– Быть может, – ответил Утер, вспомнив, что так ничего и не узнал о Береке.
– Бремя ответственности тяжко!
Утер улыбнулся.
– Оно было бы легче, будь со мной Викторин и три-четыре легиона. Где Лейта?
– Помогает разгружать повозки. У вас все хорошо?
Утер плотно сжал губы, удерживаясь от резкого ответа, потом посмотрел в спокойные, все понимающие глаза бриганта.
– Я люблю ее, и она теперь моя.
– Но?
– Откуда ты знаешь, что есть «но»?
Прасамаккус пожал плечами.
– А его нет?
– Она любила Кулейна и все еще не освободилась от этой любви. Я не мог соперничать с ним живым. Но, как видно, не могу и с мертвым.
Прасамаккус помолчал, приводя в порядок свои мысли.
– Ей должно быть очень трудно. Всю жизнь она была рядом с этим героем, обожала его, как отца, любила, как брата, нуждалась в нем, как в друге. Легко понять, как она поверила, что видит в нем любимого. И ты прав, принц Утер, соперничать с ним ты не можешь. Но со временем Кулейн уйдет в прошлое.
– Я понимаю, это говорит надменность, но мне не нужна женщина, которая видит во мне тень кого-то другого. Я познал ее, и это было прекрасно… и тут она прошептала имя Кулейна. Она лежала в моих объятиях, но для нее меня там не было.
Ответить на это бриганту было нечего, и у него достало мудрости понять это. Лейта была глупеньким набалованным ребенком. Пусть бы она выкрикнула его имя в памяти, но произнести его вслух в такую минуту?! Глупость, какой нет равных! Прасамаккус с удивлением поймал себя на том, что зол на нее. Чувство для него редкое. Он молча сидел рядом с принцем, а когда Утер погрузился в свои мысли, встал и захромал туда, где Коррин стоял с несколькими горожанами.
– Это вожди людей Кальи, – сказал лесовик. – А… бог готов принять их?
– Нет. Он беседует с духами, – ответил Прасамаккус, и кое-кто из горожан попятился. Не обращая на них внимания, Прасамаккус направился в большую постройку.
Утер, мужчина, смотрел на лес внизу, а в голове у него притаился Туро, мальчик. Каких-то несколько месяцев назад этот мальчик плакал в своем покое, боясь темноты и звуков ночи. Теперь он играл роль взрослого мужа, но муки подростка еще жили в нем. Когда в окрестности Эборакума приходило лето, мальчик Туро бродил по лесам, играя в игру, будто он герой и сокрушает демонов и драконов. И вот снова настало лето, он сидит на холме среди леса, и все демоны обрели реальность. Только рядом не было Мэдлина. Не было рядом Аврелия с его непобедимыми легионами. И Кулейна лак Ферага тоже не было. Только притворившийся мужчиной Утер. «Я король по праву рождения и велению судьбы». Как язвили его эти слова теперь в пучине отчаяния!
Среди камней иного мира сидел испуганный ребенок, играя в игру смерти. Его тоска становилась все тяжелее, и он почувствовал, что отдал бы левую руку, лишь бы в эту минуту рядом с ним оказался Мэдлин.
Или Кулейн. Да что рука! Он бы десять лет жизни отдал! Но над вершиной холма гулял ветер, и он был совсем один. Он обернулся и посмотрел на группу людей, молча стоявших шагах в тридцати от него. Юноши, старики терпеливо ждали, когда «бог» снизойдет до них, примет их клятву в верности. Отвернувшись, он вспомнил Кулейна и улыбнулся. Вот Кулейн и правда бывал богом. Аресом, богом войны греков, который для римлян стал Марсом. Бессмертный Кулейн!
«Что же, – подумал Утер, – если мой дед бывал богом, почему не могу я? Если судьба решила, что я погибну в этой смертельной игре, я сыграю в нее до конца».
Не оглянувшись, он поднял руку, призывая их к себе.
Двенадцать человек робко подошли и встали перед ним.
Он развел руками, указывая на землю, и они покорно сели.
– Говори! – приказал он, и Коррин по очереди назвал каждого, хотя Утер даже не попытался запомнить их имена. Он наклонился вперед и посмотрел в глаза каждого. Но, едва встретив его взгляд, они потуплялись.
- Предыдущая
- 40/55
- Следующая
