Царь призраков - Геммел Дэвид - Страница 24
- Предыдущая
- 24/55
- Следующая
– Только этого не хватало! – Мэдлин громко фыркнул и откашлялся. – Ты выглядишь постаревшим, – добавил он. – Тебе нужен камень?
– У меня есть свой. А постаревшим я выгляжу, потому что сам захотел. Пора умереть, Мэдлин. Я зажился на земле.
– Умереть? – прошептал Мэдлин, и его глаза расширились. – Что за вздор! Мы бессмертны.
– Только пока хотим этого. А я больше не хочу.
– А что говорит Афина?
– Ее зовут Горойен. С греческой чепухой мы покончили века и века назад. И я уже сорок лет как не видел ее.
– Тут холодно. Давай вернемся в мои дворец, поговорим там.
Кулейн последовал за ним в сияние, и они вместе спустились с холма в Эборакум, к перестроенной вилле у южной стены. Внутри в богато украшенном очаге пылал огонь. Мэдлин всегда терпеть не мог римское центральное отопление, утверждая, что он из-за него тупеет и не может сосредоточиться.
– Прежде ты не считал это чепухой, – заметил волшебник, когда они сели с согретым вином у огня. – И ты был чудесным Аресом, истинным богом войны. Ну и мы как-никак помогли грекам: дали им философию и алгебру.
– Ты всегда вмешивался, подчиняясь очередной прихоти, Мэдлин. И как ты еще сохраняешь интерес к этому?
– Люди – дивные создания, – сказал волшебник. – Такие изобретательные! Мне никогда не приедаются ни они, ни их великолепные войны по мелочным поводам.
– Я когда-нибудь упоминал раньше, что терпеть тебя не могу?
– Раза два, как припоминаю, Кулейн, хотя не понимаю, в чем причина. Ты знаешь, что я пожертвовал бы жизнью, чтобы спасти Алайду.
– Не говори о ней!
Мэдлин откинулся в глубоком кожаном кресле.
– Старение тебе не идет, – сказал он.
Кулейн усмехнулся, но в этом смешке не было и тени веселости.
– Старение? Я же стар, стар, как само время. Нам следовало бы погибнуть в волнах, которые уничтожили Балакрис.
– Но мы не погибли, слава Истоку! Почему ты расстался с Горойен?
– Она не могла понять моего желания стать смертным.
– В этом никакой загадки нет. Если помнишь, она влюбилась в героя Гильгамеша и видела, как он превращался в старика. Что-то такое с его кровью, от чего Сипестрасси помочь не мог. Но я легко представляю себе, что она предпочла не наблюдать тот же процесс вторично.
– Он мне нравился, – сказал Кулейн.
– Хотя он и отнял у тебя Горойен? Ты странный человек!
– Преходящее увлечение. И вообще это древняя история и в прямом, и в переносном смысле. Каковы твои планы теперь, хитроумнейший фокусник? Теперь, когда кто-то еще играет в твою игру?
– Волшебник, волшебник, с твоего позволения! И меня это не заботит. Кто бы он ни был, со мной ему тут не сравниться. Тебе ли не знать этого, Кулейн. Ты же наблюдал мой гений на протяжении веков. Не я ли стоял за постройкой Трои? Не я ли подвел Александра к господству над миром? Если упомянуть хотя бы два моих скромных свершения. И ты думаешь, что ничтожный колдунишка Эльдареда сможет мне противостоять?
– Как всегда, созерцать твою чванливость – чистое упоение. Ты как будто забыл, как она подводила тебя в прошлом. Троя пала, как ты ни тщился ее спасти. Александр схватил лихорадку и умер. Ну а Калигул… что ты нашел в этом мальчишке?
– Он был на редкость смышленым – и очень оболганным. Но я понял твою мысль. Так кто же, по-твоему, стоит за Эльдаредом?
– Понятия не имею. Пендаррик мог бы, но смертные ему надоели давным-давно. Разве что Бригамартис.
– Она играла в игры богов со скандинавами, но ее более там нет. Я свыше ста лет ничего о ней не слышал. Ну а Горойен?
– Она никогда бы не прибегла к ворам душ.
– По-моему, ты забыл, на какую беспощадность она способна.
– Вовсе нет. Но не ради ничтожного властителя вроде Эльдареда. Ему не хватит, чем заплатить. Впрочем, теперь это твои трудности, волшебник. Я к этому больше отношения не имею.
– Ты меня удивляешь. Если у Эльдареда хватило могущества вызвать воров душ и открыть врата в твоих горах, значит, у него достанет могущества послать убийц за мальчиком, где бы он ни был. Насколько понимаю, ничего из вещей принца ты в горах не оставил?
Кулейн закрыл глаза.
– Я оставил его старую одежду в сундуке.
– Значит, они его разыщут. Если только ты их не остановишь.
– Так что ты предлагаешь?
– Узнай, кто скрывается за Эльдаредом, и убей.
Или убей Эльдареда.
– А что будешь делать ты, отправив меня рыскать по долам и весям?
– Воспользуюсь вот этим! – Волшебник взял в руки пожелтевший кожаный футляр с пергаментным свитком. – Это самое ценное из всего, что принадлежало Туро. Труды Плутарха. В свитке сохранилось многое от его Гармонии. Я последую за ним сквозь Туман.
Прасамаккус озирался по сторонам. Местность изменилась: стала суровей и более открытой, за лесистой долиной горы уходили в неизмеримую даль. И было так светло… он взглянул вверх, и у него оборвалось сердце. В небе висели две луны! Одна лиловато-серебристая, огромная, другая маленькая и белая. Бригант опасался, что знает смысл подобного знамения, и ничего хорошего оно не сулило. И никаких следов воина с глазами, как грозовые тучи.
– Где Кулейн? – вскрикнула Лейта.
– Он не успел достигнуть центрального квадрата, – негромко сказал Туро. Его глаза встретились с глазами Прасамаккуса, и тот понял, о чем подумал принц. Кулейн Упал среди воров душ – они оба это видели. Лейта выбежала за кольцо белых камней, зовя Кулейна. Туро сел рядом с Прасамаккусом.
– Не думаю, что его можно убить, – сказал Туро. – Он поразительный человек.
– Жалею, что не знал его, – ответил Прасамаккус со всей искренностью, какую сумел из себя выжать. – Скажи мне, как мы можем вернуться домой?
– Понятия не имею.
– Странно! Я так и думал, что ты это скажешь. А где мы, ты знаешь?
– Боюсь, что нет.
– Нет, мне надо быть гадальщиком! Я успеваю угадать ответ, прежде чем ты откроешь рот. И последний вопрос. Вторая луна и вправду означает то, что, я думаю, она означает?
– Боюсь, что да.
Прасамаккус вздохнул, развязал свою сумку и достал тминный хлебец. Туро улыбнулся: хромой лучник начинал ему нравиться все больше.
– Как ты познакомился с Викторином?
Прасамаккус прожевал последний кусок хлебца.
– Ну, я охотился…
И он рассказал Туро, как увидел атролей, как они спаслись в кольце камней, и о том, как вернулся с Мэдлином в Эборакум. Про Хельгу он не упомянул. Слишком больно было думать, что он никогда ее больше не увидит. Лейта вернулась в кольцо и молча села. Прасамаккус предложил ей последний хлебец; но она отказалась.
– Это ты виноват, хромой! – гневно сказала она. – Если бы нам не приходилось ждать, пока ты добредешь, мы бы спаслись с Кулейном.
Прасамаккус ограничился кивком. Нет смысла спорить с женщиной!
– Чепуха! – крикнул Туро. – Не убей ты лошадь бедняги, мы добрались бы до хижины много быстрее!
– Ты говоришь, что я виновата в его смерти?
– Про виновность заговорила ты, а не я. И если ты не можешь не злобствовать, то придержи язык!
– Да как ты смеешь? Ты мне не родич, и мне ты не принц! Я тебе ничего не должна!
– Если бы я мог… – начал Прасамаккус.
– Замолчи! – рявкнул Туро. – Может, я и не твой принц, но я за тебя отвечаю. Этого хотел бы Кулейн.
– Откуда ты знаешь, чего он хотел бы? Ты мальчишка, а он был мужчина. – Она встала и решительным шагом скрылась в темноте.
– Спорить с женщиной всегда без толку, – тихо сказал Прасамаккус. – Они всегда правы. Я понял это у себя в деревне. Тебе просто придется просить у нее прощения.
– За что?
– За то, что указал на ее не правоту. Что ты думаешь делать, принц?
Туро снова сел.
– Ты не сердишься на нее за ее обвинения?
– Нет, конечно. Она права. Я задержал вас.
– Но…
– Знаю, знаю. Она убила моего коня. Но как далеко в прошлое нас уведут эти «если»? Если бы я не появился на коне в горах, вы бы не задержались. Если бы ты не пропал, я бы там не появился. Так, значит, ты виноват? Такие споры не разведут для нас костра и не накормят нас.
- Предыдущая
- 24/55
- Следующая
